Иностранцы в Москве

Иностранцы в Москве

Население Москвы, естественно, было довольно пестрым. В его составе, кроме русских, следует предполагать и некоторое наличие иностранцев из тех стран, с которыми Москва поддерживала политические и торговые связи. Теоретически можно допустить, что в Москве жили татары и другие народы Востока, греки, болгары и сербы, итальянцы (в первую очередь генуэзцы из черноморских колоний), армяне, литовцы и поляки, немцы. Однако доказать действительное пребывание в Москве представителей этих народов – дело трудное и подчас невозможное – так отрывочны и разрозненны наши источники.

Греки

Наиболее несомненно существование постоянной греческой колонии, место которой можно искать на Никольской улице, получившей свое прозвище от греческого монастыря с церковью Св. Николая, находившегося на самом конце улицы у позднейших Владимирских ворот. Уже в конце XIV в. монастырь прозывался Николою Старым, раньше, чем получил другое название – Большая Глава. Случай, по которому упоминается монастырь Николы Старого, весьма показателен для характеристики его значения. В 1390 г. митрополит Киприан вернулся из Константинополя в Москву и был торжественно встречен великим князем. Вместе с ним прибыли два греческих митрополита и русские епископы. Перед вступлением в Кремль митрополиты облачились у Николы Старого в архиерейские одежды и пошли крестным ходом в Успенский собор в Кремле. Таким образом, Никола Старый, позднейший греческий монастырь, в известии конца XIV в. явно связывается с прибытием греческих иерархов.

Читайте также:  Легендарные фонтаны ВДНХ: узнайте историю создания

Митрополит Киприан, видимо, любил греческий монастырь Николы, может быть, даже в ущерб русским обителям в Москве. При нем этот монастырь служил местом заключения для русских епископов; в нем три с половиной года сидел в заточении новгородский архиепископ Иван.

В 1556 г. Никольский монастырь был отведен для приезда и временного пребывания в Москве афонских монахов. Вероятно, это не было новизной, а только подтверждением афонских привилегий более раннего времени, потому что греки были нередкими гостями в Москве и раньше. Еще в 1627 г. монастырь назывался Николой Старым («у Николы у чудотворца у Старого»), а в 1658 г. в нем жили греческий архимандрит и келарь. Патриарх Никон угощался у них греческими кушаньями как любитель всего греческого (монахи-греки «…строили кушанье государю патриарху по-гречески»). Никольский монастырь иногда назывался и другими прозвищами: «Большая Глава» или «что за Иконным рядом». Самое прозвище Большая Глава, возможно, указывает на какую-либо архитектурную особенность, например, на византийский купол. Действительно, на чертеже Москвы в альбоме Мейерберга в этом месте показана довольно изящная церковь с одной главой, впрочем, ничем особенным не выделяющаяся по сравнению со многими другими церквами, изображенными на чертеже.

Читайте также:  Современные районы Москвы, построенные на месте кладбищ

В XVII в. греческая слобода помещалась уже за городом в приходе церкви Николы на Ямах за Яузою, но в более древнее время эта местность находилась еще далеко за чертой города. Значит, появление здесь греков произошло сравнительно поздно. Главным местом их первоначального поселения надо считать районы Николы Старого и Никольской улицы, где до последнего времени нередко селились греческие семьи. От церкви Николы Старого получила свое название и Никольская улица, позднее сделавшаяся главной магистралью Китай-города. В XVII в. на Ильинской улице стоял греческий двор.

В XIV-XV вв. связи Москвы с Константинополем несомненно были более оживленными, чем в позднейшее время. Греческое влияние и греческий язык приносили с собой прежде всего митрополиты и епископы из греков. Митрополиты Феогност и Фотий не могли обходиться без соответствующего штата из приближенных греков. Феогносту приписываются даже отрывки из записной книжки с записями о различных статьях митрополичьего обихода, недавно опубликованные Бенешевичем и Приселковым. Прекрасно знал греческий язык и византийскую письменность митрополит Киприан, тесно связанный с образованными кругами болгарской столицы Тырнова. Епископы-греки нередко управляли русскими епархиями, к их имени обычно прибавляли в пояснение слово «гречин».

Кроме того, очень нередки были «гости» из духовенства, начавшие с XIV в. усиленно посещать русские города для сбора милостыни. При митрополите Киприане в Москве был трапезундский митрополит Феогност, а на следующий год два греческих митрополита, Матфей Адрианопольский и Никандр Ганский. Приезды трапезундского и адрианопольского митрополитов в 1389 – 1390 гг., вероятно, преследовали какие-то политические цели и стояли в связи с турецкими победами на Балканском полуострове и наступлением на Трапезундскую империю и Константинополь.

Читайте также:  Города, основанные Юрием Долгоруким кроме Москвы

Быстрый рост Московского княжества привел к усилению его значения. Византийская империя, нуждаясь в материальной поддержке, обращала свои взоры на Московскую Русь. Византийские императоры готовы были рассматривать русские земли как своего рода провинции Византийской империи. Один из поздних византийских базилевсов Иоанн Кантакузин именовал себя «…непоколебимым столпом всех крещеных, защитником догматов Христовых, мечом Македонов, царем Эллинов, царем Болгар, Асаниев, Влахов, Русских и Аланов». Однако действительность была очень далека от притязаний греческих царей, и русские отнюдь не считали себя подданными византийских правителей. Поэтому в официальных документах тот же Иоанн Кантакузин называл Симеона Гордого великим князем Руси, любезным сродником царского величества.

Позже византийские императоры завязали с московскими князьями родственные отношения. Великий князь Василий Дмитриевич «…отда дщерь свою Анну за царевича за Ивана за Мануиловича во Царьград». Это произошло в момент большого политического напряжения Византийской империи, которой угрожал султан Муса. Брак был заключен, по византийским известиям, в 1414 г. Анна прожила недолго и умерла от морового поветрия. Ее супруг позже сделался императором под именем Иоанна VIII Палеолога.

Нет ничего удивительного в том, что греческое культурное влияние сказывалось в Москве XIV-XV вв. очень сильно. Обычно его связывают с митрополитом Киприаном, но это неправильно. Вместе с Киприаном в Москве появилась не столько греческая, сколько южнославянская струя, принесенная из Болгарии и Сербии, тогда как греческий язык получил распространение среди образованных русских людей задолго до Киприана. Рассадником византийского просвещения в XIV в. был Богоявленский монастырь в Москве. По очень достоверным показаниям, это значение монастырь получил еще при митрополите Феогносте в первой половине XIV в. Монахи Богоявленского монастыря поддерживали тесные отношения с митрополитом Феогностом, греком по происхождению, прекрасно понимавшим первенствующее положение московских князей. «Любяше же их, – пишет о богоявленских монахах современник, – и Феогнаст митрополит всея Русии и чясто к себе призываше, и упокаиваше, и прохлажаше, и почиташе их добре».

Среди русских монахов Богоявленского монастыря особенно выделялись Алексей и Стефан. Алексей, впоследствии поставленный московским митрополитом, был образованным человеком. Ему приписывают переводы Нового завета с греческого языка на русский. Стефан, брат Сергия Радонежского, из рода радонежских бояр, был игуменом Богоявленского монастыря и любимым духовником московской знати, в том числе самого князя Симеона Гордого.

Знание греческого языка было довольно распространенным в среде московского духовенства уже с середины XIV в. Митрополит Алексей собственноручно подписался по-гречески на грамоте о границах Сарайской епархии: «Алексей божией милостию митрополит всея России, и пречестен». Издатели указывают, что титул «и пречестен» принадлежал в Византийской империи только знатнейшим митрополитам, ранее им пользовался предшественник Алексея митрополит Феогност. Митрополита Алексея и надо считать истинным насадителем греческого просвещения в Москве. Вслед за Богоявленским монастырем, из стен которого вышел сам Алексей, под его непосредственным наблюдением и попечением возникли и другие московские монастыри, рассадники византийской образованности: Симонов, Андроников и Чудов.

Основатель Симонова монастыря, игумен Феодор, был частым гостем в Константинополе. В 1383 г. он ездил по поручению великого князя в греческую столицу и прожил в ней свыше года. В 1386 г. Феодор по желанию великого князя снова отправился в Константинополь и жил там продолжительное время. После смерти ростовского епископа Матфея Гречина игумен Феодор был поставлен на его место, но уже в сане архиепископа. Что в Ростове в это время имелись греческие книги и были люди, знавшие греческий язык, видно из того, что там до поставления в пермские епископы жил Стефан Храп. В Ростове он выучился греческому языку и грамоте. «Добре» читать и говорить по-гречески нельзя было научиться без знающих и опытных наставников. Долгое пребывание Феодора в Константинополе не могло пройти для него бесследно, но еще вероятнее, что Феодор, как и Стефан, изучил греческий язык уже дома. Имеются переводы творений патриарха Филофея с пометой: «…преведен же бысть на русьскый язык Федором пръво прозвитером». Известно, что Алексей был поставлен на русскую митрополию патриархом Филофеем, который и после поддерживал московского митрополита против его врагов. Поэтому в Феодоре первопресвитере с полным основанием можно видеть позднейшего симоновского игумена, научившегося греческому языку в Богоявленском монастыре или при дворе митрополита.

Что касается Андроникова монастыря, то он был основан митрополитом Алексеем по обету, данному во время морской бури при путешествии в Царьград. Воображение его основателей дало небольшому ручью, впадающему в Яузу и текущему в глубоком овраге, название Золотого Рожка в память о безопасной и величественной пристани в константинопольском Золотом Роге. Андроников монастырь быстро стал одним из центров переписки церковных книг.

Великолепный Царьград так привлекал к себе русских людей в XIV- XV вв., что некоторые из них навсегда покидали родину и оставались в нем до конца жизни. Так поступил игумен серпуховского Высоцкого монастыря Афанасий, купивший в Константинополе келью и скончавшийся на чужбине. Записи на книгах говорят нам, что он был не одинок в своей любви к Царьграду. Русские доброписцы-каллиграфы застревали в греческих монастырях, где занимались переводом книг с греческого на русский язык. Некоторые записи на книгах Чудова монастыря XIV-XV вв. сделаны по-гречески. Например, в рукописи библиотеки Чудова монастыря находим подпись: «Правил иеромонах Иона, етос (т. е. лета.- М. Т.) 6951», т. е. в 1443 г.

Торговые отношения обычно имеют взаимный характер, но сказать положительно о пребывании греческих купцов и ремесленников в Москве не так легко. Однако и в данном случае мы не совсем бессильны. В. Г. Васильевский признал имя Некомата-сурожанина, столь долго интриговавшего против Дмитрия Донского, греческим. Между тем он был сурожанином, т. е. купцом, торговавшим с Сурожем в Крыму,городом-посредником в русско-греческой торговле XIV-XV вв.

Тот же В. Г. Васильевский отмечает еще имена других гостей-сурожан, которые также могут быть признаны греческими.

Кроме торговых людей в Москве появлялись греческие ремесленники и художники. Успенский собор, как мы видели, был расписан греческими «митрополичьми писцами». Какая-то часть ремесленников и торговцев греческого происхождения должна была оседать в Москве, а общность веры способствовала еще большему сближению греков и русских. После взятия Константинополя турками в Москву добрались волны беженцев. Очень примечательно то, что греческие слова сохранились в «условном языке» галичан (в Костромской губернии). Об этом языке писал Ф. Н. Глинка в 1816 г.: «Сохраненное и поныне в некоторых купеческих обществах, оно доставляет им способ, особливо тем, которые разъезжают по ярмаркам, объясняться друг с другом о цене товаров и о прочем так, что никто из предстоящих разуметь их не может. Сие галичское наречие называют «Галивонские алеманы». Новейший исследователь этого языка Н. Н. Виноградов отметил в нем наличие ряда греческих слов: хириа (греч.) – рука, пенди (греч.) – пять и др. В. И. Даль еще раньше утверждал, что подобные греческие слова искони занесены с Сурожья.

Итальянцы (Фряги)

Среди иноземцев, живших в Москве, находим также итальянцев, или фрязинов. Они появлялись на севере при посредстве донского пути, проходившего на юг чаще всего через Москву, конечный пункт длинной морской и речной дороги из Константинополя в Русь.

Торговые люди и ремесленники из итальянцев порой оседали в Москве и оставались в ней на постоянное жительство. Выше говорилось уже о сурожанах Саларевых, прозвище которых позволяет думать об их итальянском происхождении.

Близость, возникшая между русскими и итальянцами, вызвала ревнивые взоры церковных властей, запрещавших русским родниться с «латынами» (католиками), брататься и кумиться под угрозой церковных репрессий. Во второй половине XV в., когда приток итальянцев еще более усилился, мы находим в Москве постоянную итальянскую колонию, с тем отличием от прежнего времени, что среди приезжих фрязинов начинают теперь преобладать венецианцы. Московское великое княжество, как известно, привлекало внимание Венеции, надеявшейся сколотить на Востоке союз государств для борьбы с Турцией. Вот почему венецианские послы в Персию, известные Барбаро и Контарини, возвращались через русские земли и виделись в Москве с Иваном III.

Одно краткое известие заставляет думать, что итальянская колония в Москве имела свою католическую церковь. В 1492 г. в Москве произошло событие, которое произвело столь большое впечатление на русских, что летописец отметил его даже точной датой (17 мая): «Иван Спаситель Фрязин, каплан постриженый Аугустинова закона белых чернцев, закона своего отрекся и чернечество оставил, женился, понял за себя Алексеевскую жену Серинова, и князь великий его пожаловал селом». Ренегатство католического священника рассматривалось в Москве как торжество православия. Отсюда непосредственное участие великого князя и пожалование села новообращенному. Но каким образом католический монах-августинец оказался в Москве и что он там делал? Как видим, он был капланом, т. е. капелланом, или настоятелем церкви. Это обстоятельство должно было вызвать еще большее ликование в московских церковных кругах, рассматривавших католическое духовенство как своего векового врага.

Поддержание тесных связей с Италией и наличие итальянской колонии в Москве было явлением большого значения, оказавшим немаловажное влияние на русскую культуру. Появление Аристотеля Фиоравенти и других итальянских мастеров в Москве вовсе не носило характера внезапного поворота в сторону западноевропейской культуры, как это обычно рисуется в наших исторических работах. Культурные итальянские навыки притекали на Русь задолго до Ивана III, причем они шли в основном через Москву, а не через какой-либо иной город Северной Руси. В этом отношении географическое положение Москвы, главным образом ее связь с Окой и Доном, сыграло для нее положительную роль, сделав великокняжескую столицу рассадником культурных навыков, притекавших на север из Средиземноморья.

Приток в Москву итальянцев еще более усиливается с конца XV в. Это были мастера стенные, палатные, пушечные и серебряные. Из рассказа Контарини, бывшего в Москве в 1486 г., видно, что итальянцы поддерживали между собой тесные связи. Контарини называет двух итальянцев, с которыми он встретился в Москве: которского уроженца Трифона, делавшего для великого князя серебряные сосуды, и Аристотеля Болонского (Фиоравенти).

Потомки итальянцев, осевших в Москве и принявших православие, вступали в число дворян или городских людей. В XVII в. в Москве жили, например, подьячий Андрей Фрязин, Иван Фрязов, немчин Максим Фрязов, Матвей Иванов Фрязов. Среди убитых под Казанью детей боярских находим Ивана Павлова, сына Аристотелева. Не был ли этот боярский сын Аристотелев внуком знаменитого архитектора? Впрочем, летопись знает только одного сына Фиоравенти – Андрея.

Итак, у нас есть основания думать, что итальянцы-фрязины не только появлялись и оседали в Москве на постоянное жительство, но имели здесь и свою колонию. Однако местожительство итальянцев, как и других «латинян» (католиков), не поддается приурочиванию. Более твердая и упорная крестьянская память сохранила под Москвой несколько деревень с названиями Фрязево, Фрязино и т. д., но в городе древние названия менялись быстрее и прихотливее. К тому же, если предполагать, что католики уже в XIV-XVI вв. имели в Москве свою церковь с капелланом, то их поселение должно было находиться за городской чертой, в особой слободе. Позднейшая Немецкая слобода (Кокуй) находилась в XIV-XV вв. слишком далеко от города, но И. М. Снегирев указывает старое Немецкое кладбище в районе церкви Николы на Болвановке, у Таганских ворот. Может быть, здесь и надо искать первоначальную фряжскую колонию.

Армяне

Можно считать несомненным и существование в Москве более или менее постоянной колонии армян, которые жили на посаде в начале XV в. В 1390 г. «…загореся посад за городом от Аврама, некоего ерменина». Выражение «посад за городом» указывает, скорее всего, на территорию Китай-города, а не на позднейший Белый город, где находится известный Армянский переулок, получивший такое название, впрочем, лишь с XIX в. В XVII в. поблизости от Варварки еще указывали место, «…что ставились на нем арменя и греченя». В этом районе следует искать дворы армян, если они составляли в Москве какую-либо постоянную колонию. В XVIII в. некоторые строения, принадлежавшие армянам и годные для армянской церкви, еще стояли в Китай-городе, между Ильинкой и Варваркой, причем нет никаких оснований думать, что в это время армяне впервые поселились там.

В торговых делах армянские купцы проявляли большую активность. При их посредстве поддерживалась транзитная торговля по Волге, в которую были втянуты Золотая Орда, Закавказье и Персия. Вопреки распространенным мнениям о малом знакомстве русских с иностранными государствами, мы сталкиваемся с фактами, обнаруживающими у русских хорошее знание стран Востока. Среди народов Кавказа русские летописи упоминают и армян. Главным торговым путем для армян, естественно, была Волга. В 1368 г. новгородские ушкуйники перебили в Нижнем Новгороде «бесермен и армен» и «…товар их безчислено весь пограбиша». Торговые дороги вели к Москве как центральному торговому пункту Северо-Восточной Руси.

В московских торговых операциях участие армянских купцов, видимо, было немаловажным, судя по некоторым намекам, смысл которых становится ясным только тогда, когда мы признаем наличие заметного армянского элемента в московском обществе. На рубеже XIV-XV вв. митрополит Киприан отвечал на вопросы ученого игумена Афанасия Высоцкого. В полном соответствии с византийской нетерпимостью по отношению к другим вероисповеданиям Киприан ополчился против армян. По мнению митрополита, армянская ересь была самой гнусной из всех ересей, вследствие чего православный христианин не должен общаться с армянами, не допускать их к себе в праздничные и постные дни, а тем более в церковь, не завязывать с ними дружбы или любви. За строгими внушениями митрополита явно чувствуется подлинная действительность. Рядовые русские люди не видели больших различий между православием и армянским вероисповеданием, охотно общались и пировали с армянами, допускали их в свои церкви и вступали с ними в браки. Иначе зачем было бы в чин избрания и поставления в епископы включать обязательство «…не оставити в всем своем пределе ни единого же от нашея православныя веры ко арменом свадьбы творити, и кумовьства и братьства». Для русских купцов в городах Ближнего Востока и Нижнего Поволжья армяне были самыми близкими по вере, что приводило к кумовству и братству, вызывавшим такое недовольство церковных кругов.

Бесермены

Значительной и важной группой московского населения должны были являться татары и прочие «бесермены», т. е. мусульманские народы. Позднейшее, но очень вероятное предание считало, что митрополит Алексей основал Чудов монастырь на месте Татарского двора, принадлежавшего московским баскакам. Следовательно, татары первоначально жили в самом Кремле в непосредственной близости к великокняжескому дворцу. Подтверждение этому преданию видим в аналогичных явлениях в таких крупных русских городах, как Тверь, где царевич Щевкал, убитый в восстание 1327 г., жил на великокняжеском дворе.

На практике местонахождение татарских дворов в Кремле было не очень удобным для самих татар и приезжих восточных купцов, так как, естественно, стесняло их деятельность. Поэтому, видимо, рано создается Татарская слобода за городом, в Замоскворечье, в районе современных Татарских улиц, упомянутая уже в одном документе 1619 г. Во всяком случае, можно не сомневаться, что в XVI в. Татарская слобода в этом районе уже существовала, так как время, непосредственно примыкавшее к «московскому разорению», не было периодом, благоприятным для создания новых слобод вокруг Москвы. В известиях середины XVI в. упоминается Ногайский двор, стоявший «за рекою Москвою». Сюда приходили торговать ногайские татары. Главным их товаром являлись лошади, которыми торговали на лугу под Симоновым.

На старое заселение татарами района Замоскворечья указывают и некоторые другие признаки. Улица, выходившая из Замоскворечья к Кремлю, до сих пор носит татарское название Балчуг. В Замоскворечье же находим улицу Ордынку, выходившую ранее к воротам Кремля. Через Замоскворечье шла прямо на юг Ордынская дорога. Здесь-то и удобнее всего было селиться «бесерменам», в первую очередь татарам.

Татарские купцы, вероятно, составляли лишь часть «бесерменов», приезжавших в Москву и живших здесь. Русские отличали бесермен от татар, как это можно видеть из одного летописного рассказа конца XVI в. К их числу причислялись бухарские и другие среднеазиатские купцы («тезики»), а также персы («кизылбаши»). Можно предполагать, что они селились и останавливались в особых городских кварталах, отдельно от татар, которые количественно преобладали над остальными бесерменами. По очень вероятному предположению В. К. Трутовского, слово Арбат произошло от арабского «рабад» (множественное «арбад»), что означает предместье, или по-русски посад.

Немцы и другие иностранцы

Известно, что под немцами в России понимались не только выходцы из Германии, но и многие другие иностранцы, хотя в XIV -XV вв. еще различали немцев от фрягов. В позднейшей Москве царского периода немцы занимали среди иностранцев первое место по численности. Тем более замечательно, что в Москве великокняжеской мы не замечаем сколько-нибудь большого участия немцев в торговле и культурной жизни. В 1483 г. упоминается «…врач некый немчанин Онтон», бывший в большой чести у великого князя. Онтон лечил одного из татарских царевичей и уморил его смертным зельем «за посмех». Иван III велел выдать его сыну умершего, и татары зарезали его зимой под мостом, «как овцу», ножом.

Приток немцев в Москву начался в основном после присоединения Новгорода и Смоленска, а особенно со второй половины XVI в. До этого в Москве преобладали итальянцы, с конца XV в. в основном венецианцы.

Нет никакого сомнения, что в Москве жили и представители славянских народов. В XIV-XV вв. особенно заметны выходцы из православных балканских стран. Лазарь Сербии построил первые московские башенные часы, некий Борис (вероятно, болгарин) лил колокол, Пахомий Логофет писал жития, Киприан занимал митрополичий престол. Близость языка и веры помогала южным славянам легко оседать в Москве, но по тем же причинам их редко выделяли из общей массы московского населения. Это в еще большей мере относится к украинцам и белорусам, которых объединяли общим термином «литовские люди». Китайгородская церковь в Старых Панех напоминает нам об этих православных панах, приезжавших в Москву с Запада.

Автор Тихомиров Михаил Николаевич

Содержание

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *